Рог о рог                     Онианс Р. На коленях богов. М.: "Прогресс-Традиция", 1999, с. 235-240         В гомеровские времена рога пользовались особым почетом, их золотили перед принесением животного в жертву (Оd. III 437 cл., 384; Il. Х 294). В Крито-микенскую эпоху рога считались священными и потому именовались «рогами посвящения» — это были сами рога или их изображения. Обычно их размещали над алтарем или над святилищем, в «священных местах». Жертва отождествлялась с божеством (вкушающие жертву причащались к богу, ср. Ин. 6, 51 cл. и т.д.), как в обряде сыроядения и в Вавилоне. Рога алтаря считались особо священными у древних израильтян. Как и микенские «рога посвящения», они некогда были настоящими рогами. С минойскими верованиями мы можем сопоставить не только гомеровские обычаи, но и сохранившийся на Делосе роговой алтарь (Аrist. Fr. 489 Rosе; Саll. Нуmn. Ароll 60 слл.; Рlut. Моr. 983 е (Sollert. Аn. XXXV 9) и т.д.; ср. сложенное из черепов святилище Эномая). То, что быки и коровы могут использовать рога в качестве оружия, как другие животные используют клыки, когти или копыта, не служит достаточным объяснением. Почему рога наделялись такой святостью, словно в них сосредотачивалась божественная сила? Потому, что они и были концентрацией жизненной силы, находившейся в голове, т.е. концентрацией псюхе. То, что растет из головы, естественно, воспринимается как продолжение того, что находится в самой голове. Согласно Элиану, Демокрит объяснял рост рогов у оленя следующим образом: «Кость, прикрывающая мозг, очень тонка, мембранообразна, и от нее к вершине головы поднимаются толстые трубочки. Питание и его наиболее порождающая часть быстро поднимается вверх по голове, и жир распределяется вокруг всего животного снаружи, в то время как сила питания выходит в голову по трубочкам, и из нее растут рога, смачиваемые обильной влагой. Эта влага, постоянно вливаясь, выталкивает вперед отростки, и жидкость, выходя за пределы тела, затвердевает, поскольку воздух охлаждает ее и превращает в рог» (NА XII 18-21=Democr. А 153 сл. Diels). Вероятно, на эту мысль философа навел процесс затвердевания вытекающего сока и смолы. Плутарх также повествует о том, как «из имения Периклу доставили голову однорогого барана, и прорицатель Лампон, обнаружив, что рог, сильный и крепкий, вырос из середины лба, объявил, что в городе существуют две партии — Фукидида и Перикла, но власть полностью перейдет в руки человека, у которого обнаружилось это чудо. Анаксагор же рассек череп и показал, что мозг не заполнил основание черепа, но, словно яйцо, стянулся из всей полости в то место, откуда начинались корни рога. И тогда все присутствующие восхитились Анаксагором» (Рlut. Реr. VI). Итак, «все присутствующие» считали, что рог есть продолжение мозга.       Рога считались продолжением мозга, стихии порождения, поэтому «рог» и «мозг» назывались родственными словами. Давно уже признано, что cornu, κέρας, cerebrum, κάρα, horn, Hirn и т.д являются однокоренными, но предполагалось, что общая идея корня «находящееся наверху». Это всего лишь предположение, основанное на том факте, что голова и рога, как правило, располагаются наверху. Однако это не так уж бросается в глаза, когда речь идет о рогатых, т.е. четвероногих животных — коровах, овцах и пр. И еще меньше эпитет «верхний» применим к тому, что находится внутри головы, к мозгу. Мы видели, что греки и римляне придавали особое значение голове потому, что она содержала вещество жизни, семя, порождающую жизнь-душу; cereo, cerus родственны и связаны с идеей порождения. Таково же первоначальное значение , cornu, horn, Hirn и т.д. Была и еще одна связь между рогами и порождающим духом. Кастрация не только отражалась на росте рогов — отмечалось также, что рога полностью развиваются по достижении зрелости, как и волосы, рост которых считался признаком порождающей мощи, поскольку он начинался на этой же стадии.       На фоне этих идей мы можем лучше понять слова Горация о лбе и рожках козленка: «Козленок, чей тугой лоб первыми рожками стремится к Венере и битве» (Саrm. III 13, 3 слл., ср. II 5, 15 cл.).     Рога есть проявление порождающей мощи и используются они преимущественно в половой жизни. Приводя множество примеров, Дарвин приходит к выводу, что «рога и клыки во всех случаях развиваются преимущественно как половое оружие», т.е. они используются самцами в поединках за самку.       Наше объяснение святости рогов в критском культе может быть подтверждено явлением, которое само до сих пор не получило удовлетворительного объяснения, — речь идет о единственном в своем роде роге, отделенном от головы, о «роге изобилия». Это была критская идея, рог козы Амалфеи, кормилицы Зевса. Каким образом рог превратился в источник плодов, новорожденных животных, в «рог изобилия»? Это произошло потому, что рог был вместилищем семени. «Рог изобилия» становится символом римского гения и иногда изображается доверху наполненным фаллосами.     Мы можем объяснить также другой вариант этой легенды, согласно которому этот рог принадлежал речному божеству Ахелою. Как мы видели, река сама была оплодотворяющей жизненной жидкостью, с которой, в первую очередь, ассоциировалась голова и то, что из нее произрастало, т.е. волосы. Рог Амалфеи был источником небесной оплодотворяющей жидкости — дождя (Ov. Met. III 354; Stat. Theb. VI 423). У древних германцев названия головы и рога родственны греческим и римским и связаны между собой, и у нас есть основания полагать, что и эти народы размещали порождающий элемент в голове. Здесь рога также являются источником оплодотворяющей жидкости. В «Речах Гримнира» (26 cл.) поэт описывает Валгаллу: по его словам, там находится олень, который питается листьями Лерад. С его рогов капли падают в Хвергельмир — источник всех рек. У древних иранцев гаокерена (рог быка) был древом жизни (хаома) у истоков вод Ардви Сура, начала всех рек, дарующих плодородие растениям, животным и людям (Бундахишн XXVII 4) У Саксона Грамматика рог также ассоциируется с жидкостью, означающей плодородие (XIV 564 слл.). Саксон сообщает, что в Рюгене в руке бога Свантовита находился рог, который жрец ежегодно наполнял вином, «чтобы по самой жидкости предсказать изобилие грядущего года». На следующий день, покуда народ ждал под дверями, жрец забирал у статуи сосуд и тщательно обследовал его. Если произошло умалeние количества помещенной в него жидкости, он полагал, что это означает скудость будущего года, если же священник видел, что уровень соответствует обычному, он возвещал приближающиеся времена изобилия в стране».* Отсюда следует, что рог употреблялся в качестве сосуда для питья не только из соображений удобства, но и потому, что рог должен содержать жизненную жидкость. Языческая вера в могущество рогов побудила христианскую церковь запретить питье из рога. Им можно было воспользоваться лишь в том случае, если никакого другого сосуда не было под рукой, и то предварительно осенив себя крестным знамением. Маккаллоч указывает, что на севере Шотландии верили, будто «снадобье вылечит, только если выпить его из рога, в особенности отрезанного у живого животного». Вероятно, этой же идеей объясняется обычай кельтов, веривших, что душа-жизнь находится в голове, использовать черепа в качестве сосудов для вина и возлияний Liv. XXIII 24 и т.д.). Крито-минойская цивилизация придавала сосудам для возлияний форму головы или целого животного — ср. принесение в жертву жизненной субстанции самого животного.       Представление о роге как воплощении порождающей силы, мощной, способной к воплощению и осуществлению стихии, и создание алтарей из рогов (см. Саll. Нуmn. Ароll. 61 слл. и т.д.) позволяют точнее понять смысл гомеровского мифа, согласно которому истинные сны вылетают из роговых ворот (Оd. XIX 562-567). Связью рога с плодовитостью объясняется насмешка Диомеда над Парисом: "лучник, хвастун, гордый рогом, преследующий девиц", Il. XI 385). Большинство комментаторов, начиная с авторов схолий, поясняли «гордый рогом» как еще одно упоминание лука, однако это звучит слабо, нет никакой причины специально упоминать роговую часть лука, и переход к заключительному «преследующий девиц» осложняется. Другие предполагали, что Парис носил волосы, уложив их на манер рогов, но это не подтверждается никакими свидетельствами. Если бы такая прическа была причудой Париса, поэту следовало это пояснить, если же это было всеобщей модой, у Гомера встречались бы и другие упоминания об этом; кроме того, в этом случае насмешка лишается остроты. С другой стороны, намеку на излишнюю сексуальность соответствует и само поведение Париса (Il. III 427 слл.) и упреки Гектора: «женолюбец, прельститель» (Il. III 39, XIII 769). В некоторых графствах Англии «быть рогатым» означает «быть похотливым», а эпитет «horny» (рогатый) означает «любвеобильный» (Райт s.v. horn, horny). Греки, в частности Архилох (Fr. 171, ср. Еur. Fr. 278 и др.), мужской член именовали «рогом» — , и именно таким образом Аристотель объясняет (см. Eustath. Il. XI 385).       Если «рог» в древности имел подобное сексуальное значение, становится понятным, почему неверная жена «наставляет мужу рога» (Аrtem. Onir. II 12; в некоторых рукописях этого выражения нет, как указано в издании Херхера). Вероятно, шутка подразумевала, что жена старается в пользу мужа. Человек, «имевший в доме много парисов своей Елены» (Аnth. Раl. XI 278), оказывался рогатым.* Примечание к данной эпиграмме называет супруга рогоносцем. Это наиболее раннее упоминание данного выражения. В средневековой поэзии, особенно тринадцатого столетия, рог вырастает на лбу обманутого супруга (см. у Гримма s.v. Horn, cjl. 1817)). Вскоре в Европе появился обычай украшать голову мужа рогами, демонстрируя, чем наделила его жена. Вероятно, здесь играла роль и связь рогов с бойцовским задором, вызванным половым чувством. Сострадательные соседи могли украшать рогами голову терпеливого мужа, чтобы вернуть ему недостающую сексуальную мощь и задор **, порождаемые находящимся в голове веществом. Дополнительные значения cerebrum, cerebrosus подтверждают, что, с точки зрения римлян, чем больше мозга имел человек, тем больше у него было вещества, проявляющего себя в ярости и агрессии. Овидий, описывая свой запоздалый гнев по поводу измен возлюбленной, восклицает: «поздние рога появились на моей голове» (Аmor. III 11, 6). То же у Петрония: «гневливые, у которых за их грехи растут рога» (Реtron. 39); у Вергилия: irasci in cornua — о быке, чей гнев переходит в рога.         Поскольку голова содержала вещество сексуальной мощи, существовало занятное поверье о некоем веществе, произраставшем из лба жеребенка. Это вещество называ- лось гиппоман и порождало желание в том, кто его съедал (Аrist. НА 577 а 9 (VI 22, 158); 605 а 2 (VIII 24, 149)). Вергилий называет это вещество атог в качестве вещества сексуальной страсти (Аеn. IV 515). Лукан считает его «раздутым от сока» (Phars. VI 455). Элиан указывает, что «по мнению одних, гиппоман растет на лбу жеребенка, другие говорят, что он растет из чресел, а третьи — из полового члена» (NА XIV 17).     Теперь мы можем лучше понять качества, приписывавшиеся рогу «единорога» или «скифского осла» (т.е. носорога). Это была квинтэссенция порождающей силы животного, считавшегося воплощением половой мощи ***. Элиан пишет, что ни один сосуд, даже металлический, не мог удержать влагу аркадской реки Стикс — ни один, кроме рога «скифского осла» (NА Х 40). Получив такой рог, Алек NA X 40; cp. Soph. Fr. 523). Согласно средневековым представлением, единорога нельзя пойм